flatguemsik: прибаутка
/poem/236979/
Весна! Сквозь джинсовые прорези пробиваются первые робкие коленки…
Гебен зи мир битте…
Первую фразу по-немецки я выучил в глубоком детстве: «Геноссе, гебен, битте, айне цигарет, их цванциг яре коммунист.» Эту фразу частенько вспоминал мой отец, солдат Красной Армии, воевавший, а потом дослуживавший свой срок в Германии. Чем-то въелась она ему в память.
Я эту фразу вспомнил, оказавшись в Германии нового тысячелетия. Богатейшая страна, совершенная социальная система, разрухи нет ни в головах, ни в стране. Нищих и попрошаек не ожидал увидеть. Но увидел. Причем немцев, молодых, здоровых! Я конечно понимаю, что «лучше просить, чем грабить и убивать». Ребята, у вас язык, за вами …, да что там говорить! «Гебен, битте айне ойро, айне цигарет…». Мне поначалу даже лестно было, я, голодранец, русский гастарбайтер, НЕМЦУ подаю. А потом перестал гордиться, правда и подавать перестал – деньги кончились.
Но как-то в воскресное утро, в центре Эссена услышал тихую, трогательную немецкую мелодию. Кто в Германии бывал, тот знает, в воскресенье утром города мертвые, народ отдыхает. Музыка тихо разливалась по спящему городу. У меня аж душу перехватило, почудилось что-то знакомое в этой чужеземной мелодии. Одинокий скрипач водил смычком. Я прошел мимо, напряженно прислушиваясь. И вдруг понял! Не может быть! Точно! Я пошел назад – скрипач играл «Священную войну»!
«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…», выводила скрипочка, я ускорил шаг и открыл кошелек.
«Не могут крылья черные, над Родиной летать…», я положил монету в баночку.
«Данке шон» - поблагодарил скрипач, продолжая играть .
«Пусть ярость благородная…»
«Битте шон» - сказал я и добавил по-русски: «Спасибо вам за большое чувство юмора!»
«ПОЖАЛУЙСТА!» - по-русски ответил скрипач.
После этого меня не удивляли ни «Подмосковные вечера» днем в Дортмунде, ни «Мурка» в Дюссельдорфе (итальянец не только играл эту «Мурку», он ещё и пел: «Мьюрка, ти мой котьёночэк, мьюрка ти мой ребьёночэк…»)
Денежку я даю всем музыкантам, а не только шарманщикам.
ОНИ ИХ ЧЕСТНО ЗАРАБАТЫВАЮТ.
Первую фразу по-немецки я выучил в глубоком детстве: «Геноссе, гебен, битте, айне цигарет, их цванциг яре коммунист.» Эту фразу частенько вспоминал мой отец, солдат Красной Армии, воевавший, а потом дослуживавший свой срок в Германии. Чем-то въелась она ему в память.
Я эту фразу вспомнил, оказавшись в Германии нового тысячелетия. Богатейшая страна, совершенная социальная система, разрухи нет ни в головах, ни в стране. Нищих и попрошаек не ожидал увидеть. Но увидел. Причем немцев, молодых, здоровых! Я конечно понимаю, что «лучше просить, чем грабить и убивать». Ребята, у вас язык, за вами …, да что там говорить! «Гебен, битте айне ойро, айне цигарет…». Мне поначалу даже лестно было, я, голодранец, русский гастарбайтер, НЕМЦУ подаю. А потом перестал гордиться, правда и подавать перестал – деньги кончились.
Но как-то в воскресное утро, в центре Эссена услышал тихую, трогательную немецкую мелодию. Кто в Германии бывал, тот знает, в воскресенье утром города мертвые, народ отдыхает. Музыка тихо разливалась по спящему городу. У меня аж душу перехватило, почудилось что-то знакомое в этой чужеземной мелодии. Одинокий скрипач водил смычком. Я прошел мимо, напряженно прислушиваясь. И вдруг понял! Не может быть! Точно! Я пошел назад – скрипач играл «Священную войну»!
«Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой…», выводила скрипочка, я ускорил шаг и открыл кошелек.
«Не могут крылья черные, над Родиной летать…», я положил монету в баночку.
«Данке шон» - поблагодарил скрипач, продолжая играть .
«Пусть ярость благородная…»
«Битте шон» - сказал я и добавил по-русски: «Спасибо вам за большое чувство юмора!»
«ПОЖАЛУЙСТА!» - по-русски ответил скрипач.
После этого меня не удивляли ни «Подмосковные вечера» днем в Дортмунде, ни «Мурка» в Дюссельдорфе (итальянец не только играл эту «Мурку», он ещё и пел: «Мьюрка, ти мой котьёночэк, мьюрка ти мой ребьёночэк…»)
Денежку я даю всем музыкантам, а не только шарманщикам.
ОНИ ИХ ЧЕСТНО ЗАРАБАТЫВАЮТ.
Удивительно, насколько разными бывают люди: одни не слышат, что ты говоришь, а другие слышат то, о чем ты думаешь.